«НЕ ВЕРИЛОСЬ, ЧТО НЕМЦЫ МОГУТ ЗАХВАТИТЬ ГОРОД…»

«НЕ ВЕРИЛОСЬ, ЧТО НЕМЦЫ МОГУТ ЗАХВАТИТЬ ГОРОД…»

(Виртуальный час памяти ко Дню памяти и скорби «Дети войны. По воспоминаниям ельчанки М. Н. Сапрыкиной (1927-2012))

      Ко дню памяти и скорби мы начинаем серию публикаций с воспоминаниями свидетелей тех грозных и трагических лет.  Среди ельчан, чья юность пришлась на годы Великой Отечественной войны, есть имя замечательного советского художника Марии Никитичны Сапрыкиной, чей 85-летний юбилей  мы отмечаем в этом году.

М. Н. Сапрыкина. Автопортрет

Она родилась в крестьянской семье на одном из хуторов в 10 километрах от с. Черкассы Елецкого района . В 1933 г.  ее семья переехала в наш город, где поселилась в небольшом доме.

       Ельчанка хорошо помнила тот летний день, когда началась война: « Я гостила у деда в деревне. 22 июня за обедом дедушка сказал: «Ну, Мария, зарыдали твои братья, война». Братьев было трое: старший служил в армии, средний учился в Орловском военном училище, младшему было 17 лет, он еще учился в школе. На другой день по деревне зашагали мужики с вещмешками, собирались у колхозного правления, потом большой группой шли к мосту на станцию Талица.

         В эти дни мы наблюдали бой самолетов — немецкого и нашего. Видимо, немецкий разведчик в первые же дни промахнул так далеко от границы. Наш одолел его, и немецкий самолет загорелся, полетел вниз. Немец выпрыгнул на парашюте, но наш летчик подстрелил его и он упал за рекой.»

         После возвращения в Елец Мария обратила внимание на окна многих домов, заклеенные крест-накрест бумажными полосками.  Девушка видела кругом суровые, напряженные лица. Даже дети стали серьезнее, исчезла беззаботность. Казалось, даже воздух стал совершенно другим. Войдя в дом, она увидела брата, который со своим товарищем писал лозунги: «Смерть немецким оккупантам!», «Победа будет за нами!», «Всё для фронта, всё для победы!». Вместе с одноклассниками Мария принимала участие в переоснащении своей школы под госпиталь. Ребята переносили школьное оборудование в другое учебное здание.

         Из воспоминаний М. Н. Сапрыкиной: «С тяжелым чувством смотрели мы на первых раненых, их всё больше и больше поступало в Елец. Но в это лето 1941 года еще как-то не верилось, что немцы могут захватить город, еще не было бомбежек; ни жители, ни предприятия не эвакуировались.

        1 сентября, как и раньше, пошли в школу. Но и эту школу заняли под госпиталь. Для учебы выделили место в учительском институте. В ноябре до нас стали доходить тревожные вести. Немцы продвигались в нашем направлении. Был взят Орел. Чувствовалось приближение чего-то страшного. В нашей школьной среде заговорили, как наполнять бутылки горючей смесью и бросать под танки. Появились эвакуированые из западных областей. Несколько раз с подружкой мы дежурили по ночам в группах эвакуированных деток. Мы им читали, рассказывали сказки. Они долго не засыпали, молча прижимаясь к нам. В середине ноября закрыли институт и школу. Начали эвакуировать госпитали. Стала слышна канонада. Папа, как связист, уходил с последними войсками. Распрощался с нами, давал какие-то наставления маме. Брат Вася ушел добровольцем в десантные войска, в это время мы ничего не знали о нём.»

        Перед приходом врага городские власти  приняли решение раздать работающему населению продукты, остававшиеся в Ельце. Так во многих семьях оказались на первое время небольшие запасы крупы, муки, подсолнечного масла. В большой русской печи мама Марии Никитичны  пекла  круглый хлеб из ржаной муки, варила кисель из овсяной муки, забеливая его молоком.

        Постепенно запасы подходили к концу. Хозяйка дома стала готовить блюдо из гороховой муки, уваривая ее до густоты. В застывшем виде массу резали на куски и ели, поливая сверху подсолнечным маслом. По какому-то только ей известному рецепту, женщина делала из ржаной муки тесто, своеобразную жидкую рыжую массу, чем-то её заквашивая и сдабривая. В итоге получалось что-то съедобное. Семью выручал огород, где на грядках росли овощи. Оставшиеся в магазинах товары продавали только по карточкам. Деньги быстро обесценивались, и на рынке продукты больше меняли на одежду и спирт.

        Из воспоминаний М. Н. Сапрыкиной: «2 декабря немцы вошли в город. Два дня перед этим улицы были пустыми. Через город летели снаряды. Взрывы гремели с западной и восточной сторон. С ближайшей колокольни строчил пулемёт. К вечеру 2 декабря пулемёт замолчал, взрывы смолкли. Уже в сумерках в окно мы увидели, как по другой стороне улицы шли цепочкой солдаты в зеленых шинелях. «Это немцы», — сказала мама. Моя душа ушла в пятки. Загремели ворота. Мама перекрестилась и пошла открывать. Вошли двое солдат с автоматами. Один автоматом направил маму в другую комнату, заставил открыть платяной шкаф — искали русских солдат. Я стояла перед входом в комнату и дрожала, коленки ходили ходуном. Другой солдат стоял напротив, и я ощущала, что и он дрожит, бравым завоевателем он мне не показался. На другой день рано утром тихонько постучали в окно, потом забежали в дом два красноармейца, попросили у мамы штатскую одежду, а шинели бросили. Шинели мама закопала в снег на огороде. Мне она об этом рассказала, только когда пришли наши. Она долго хранила шинели, ждала, вдруг солдаты вернутся.

      Немцы в городе были всего 4 дня. Шарили по магазинам, хотя там ничего уже не было, разбивали там окна, мусорили. В большом Вознесенском соборе, закрытом перед войной, устроили конюшню. Соседи говорили, что немцы ехали на подводе, стучали в окна, собирали теплые вещи.

      Три дня было тихо. На четвертый опять началась стрельба. Бухали пушки, снаряды летели над городом. Как потом стало известно, это было генеральное наступление Красной Армии по всему западному фронту. 9 декабря, чуть посветлело, прибежала соседская девочка: «Тетя Поля, наши пришли!» — «Не врешь, Нина?» — «Честное ленинское», — такая у нас клятва была. «Ну, если кричит «ленинское» на всю улицу, значит, правда»,- обрадовалась мама. Потом увидели наших солдат в серых шинелях, с винтовками наготове — они шли посреди улицы, настороженно глядя по сторонам, но немцев и след простыл.

      На другой день, на площади Революции, где были братские могилы еще со времен революции и гражданской войны, хоронили погибших солдат и жителей города.»

        В освобожденном от врага городе налаживалась мирная жизнь: восстанавливали электричество, проводили радио, ремонтировали поврежденные жилые здания, предприятия и школы, в которых вновь организовывались госпитали. В конце января 1942 г. Мария  вместе с одноклассницами продолжила учебу в здании учительского института. Среди них появились новенькие — девочки из Брянска и Орла, которым пришлось срочно эвакуироваться.

        Лето 1942 г. выдалось напряженным.  Немецко-фашистские войска, прорвав оборону Брянского и Юго-Западного фронтов в полосе до 300 километров, вышли к реке Дон в районе Воронежа. В Ельце готовились к обороне. Каждый день  мобилизованное население Ельца, включая рабочих промышленных предприятий, студентов, женщин и школьников, копало глубокие противотанковые рвы на юго-западе города. Положение осложнялось частыми налетами  вражеской авиации и бомбежками объектов города и железнодорожного узла. Мария Никитична вспоминала: «Позже наш класс во главе с учительницей литературы послали в садоводческий колхоз в 30-ти километрах от Ельца собирать с молодых яблонь червяков. Работа легче, чем копать рвы, хоть и противная. Но никто не роптал. Недели через две стала слышна канонада и нам предложили уходить. На дорогу дали хлеба и сливочного масла. Шли пешком, ночевали в деревне, в избе на полу.

         Пришли мы в уже опустевший город. Предприятия эвакуировались, жители тоже начали двигаться на восток. Город часто бомбили. По улицам шли танки, бронемашины, шум стоял и днем и ночью. Из военкомата к нам на постой часто направляли солдат: иногда по несколько дней жили по двое-трое. Часто ночью раздавался стук в окно — переночевать только до утра.

На этот раз наши войска после тяжелых боев за Воронеж отбросили немцев, и мы вздохнули свободнее.»

          Наступило 1 сентября, но в классы учащиеся вошли нескоро. Почти месяц Мария с одноклассницами участвовала в уборке помидоров, картошки, свеклы, помогая колхозу. Наконец, начались занятия  в неотапливаемой школе. Дети сидели одетыми, чернила в непроливайках замерзали. Приходилось писать карандашом, но не в тетрадях, которых просто не было, а между книжных строк. Стены здания внутри покрывались инеем, но все старались учиться хорошо, боясь пропустить уроки даже по болезни.  Из воспоминаний М. Н. Сапрыкиной: «Как-то ночью близко от школы упала бомба, выпали стекла из окон. Мы две недели не учились, но рвались скорее в школу. У меня интерес к учебе появился именно с 9 класса, видимо трудности мобилизуют духовные и физические силы. Осенью 42 года я вступила в комсомол: ждала, когда 15 лет исполнится, и тут же подала заявление. Зоя Космодемьянская была для нас незыблемым авторитетом и примером. После приема в комсомол часто стала получать поручения — в основном по ночам дежурить в госпитале.»

(Продолжение следует)

М. Н. Сапрыкина

#музейкупечестваисословийЕльца #ВеликаяОтечественнаявойна #художникСапрыкина #культура48 #Елецвгодывойны

Добавить комментарий